Противники и сторонники
   Дискуссия вокруг газпромовского небоскреба вновь актуализировала вопрос "С кем вы, мастера культуры?" Проект изначально испытывал дефицит в поддержке авторитетных и уважаемых в народе деятелей культуры. За четыре года, прошедших с момента предъявления Алексеем Миллером своей навязчивой идеи – посредством сооружения 400-метровой башни "сформировать новую петербургскую ментальность", - против публично выступили министр культуры РФ Александр Авдеев, почетные граждане Санкт-Петербурга нобелевский лауреат Жорес Алферов, писатель Даниил Гранин и народная артистка СССР и РФ Ирина Богачева, директор Государственного Эрмитажа Михаил Пиотровский, режиссеры Александр Сокуров, Евгений Татарский, Сергей Дебижев, художник Михаил Шемякин, народный артист СССР Олег Басилашвили, народные артисты России Сергей Юрский и Андрей Толубеев, заслуженный артист России Алексей Девотченко, писатели Андрей Битов, Татьяна Толстая, Валерий Попов, историк и публицист Самуил Лурье, драматург и публицист Татьяна Москвина, рок-музыканты Юрий Шевчук, Борис Гребенщиков, Олег Гаркуша, Диана Арбенина, "митьки" Владимир Шинкарев и Виктор Тихомиров, все творческие союзы северной столицы, Совет по сохранению культурного наследия при правительстве Санкт-Петербурга, международный благотворительный Фонд им.Д.С.Лихачева, еще целый ряд влиятельных российских и международных организаций (Союзы архитекторов Москвы и России, Международный союз архитекторов, Российская Академия архитектуры и строительных наук, Всемирный фонд защиты памятников и Комитет Всемирного наследия ЮНЕСКО, некоммерческая международная организация "Спасем наследие Европы")и другие.
   
   Инициаторы же амбициозного проекта никак не могли заручиться внушительной поддержкой достойных представителей культуры. В отсутствие таковых наскребли по сусекам, что могли (не все же разделяют категоричную тезу Фаины Раневской – о быстро проживаемых деньгах и остающемся навсегда позоре).
   
   В преддверии общественных слушаний появилось "обращение группы известных деятелей культуры, промышленности и спорта к петербуржцам в поддержку Охта-центра". Две последние добавленные категории должны были, очевидно, скрасить скудость собственно "культурного" улова; как-то между всех заявленных групп зависли подписи главного хирурга Санкт-Петербурга Петра Яблонского и удачливого бизнесмена от медицины Тамаза Мчедлидзе. Промышленность оказалась представлена президентом Торгово-промышленной палаты Санкт-Петербурга Владимиром Катеневым, президентом Союза промышленников и предпринимателей Санкт-Петербурга Анатолием Турчаком; спорт – тренером Тамарой Москвиной, получающим от "Газпрома" зарплату Владиславом Радимовым, культура – его супругой певицей Татьяной Булановой, актером Михаилом Боярским, архитектором Валерием Нефедовым, балетмейстером Борисом Эйфманом, главой петербургского союза кинематографистов Дмитрием Месхиевым, балериной Ирмой Ниорадзе, худруком "Санктъ-Петербург Опера" Юрием Александровым, директором Петропавловской крепости Александром Колякиным, промоутером Евгением Финкильштейном, ректором Академии художеств Альбертом Чаркиным и главой петербургского отделения Союза писателей России Борисом Орловым.
   
   Часть подписантов задействуются уже по второму кругу - например, чета Радимов-Буланова, Тамара Москвина, Михаил Боярский и прежде выставлялись напоказ в качестве сторонников башни. Впрочем, усатый лик последнего в какой только рекламе не встретишь в голодное кризисное время – стену одной из кондитерских, например, украшает портрет Михаила Сергеевича с коржиком на голове вместо знаменитой шляпы. Да не иссякнет поток спонсорских хлебобулочных изделий к его утреннему кофе!
   
   Художники пишут
   Гораздо больше удивления вызвала подпись Альберта Чаркина – раньше ее же можно было видеть под обращением творческой интеллигенции Петербурга против строительства на Охте небоскреба "Газпрома", направленным президенту РФ. А вот выдержки интервью Чаркина газете "Дело" (4 декабря 2006): "Я, как и большинство ленинградцев, против того, чтобы над нашим городом нависло нечто грозное, в три раза превышающее все остальные здания, к которым мы привыкли. …Что касается нарушения высотного регламента, то могу сказать только одно: сегодня чиновники сами устанавливают себе законы. Печально, что из-за этого правового беспредела ЮНЕСКО может лишить нас статуса одного из трех городов в мире, которые занесены в их списки целиком — как уникальный исторический ансамбль. Прекрасно понимаю, что приток капитала нашему городу необходим, но цена, которой мы за это платим в данном случае, слишком дорога и опасна".
   
   С тех пор, конечно, многое изменилось как во взаимоотношениях ректора и "Газпрома" - структуры компании, например, профинансировали художественную подсветку здания Академии художеств, - так и в его собственных воззрениях. Должно быть, теперь не с руки выступать против гигантомании "Газпрома", одновременно заручаясь поддержкой власти в продвижении своего колосса – 70-метровой скульптуры Андрея Первозванного. Кстати, известный критик Григорий Ревзин тут авторство Чаркина ставит под сомнение, обвиняя почтенного ректора в том, что он "присвоил себе идею памятника апостолу Андрею в воде". Критик напоминает, что принадлежит она Вячеславу Чеботарю, еще в 1996 году выигравшему конкурс на памятник в честь 300-летия русского флота. "Альберт Чаркин инициировал альтернативный конкурс на строительство монумента, мотивируя это тем, что и скульптор Чеботарь — не скульптор, а художник, и апостол у него не апостол, а бредун среди волн, и победить он смог благодаря волне митинговой активности 1990-х годов, - пишет Ревзин. -
   
   В новом конкурсе победил скульптор Владимир Оленев. В 2003 году он умер, а Чаркин объявил воплощение его замысла делом своей жизни... Что касается пластической идеи господина Чаркина, то источником ее, на мой взгляд, следует признать изучение зарубежного опыта. Фигура апостола Андрея у него буквально повторяет скульптуру Христа из Рио-де-Жанейро". При этом Григорий Ревзин характеризует творческую идею скульптора Чаркина как "самую бездарную" среди всех известных колоссов, порожденных впоследствии тоталитарными режимами, известными страстью к подобным проявлениям гигантизма.
   
   В 2007 году Альберт Чаркин ославился и причастностью к так называемому "письму четырех" - когда вместе с Никитой Михалковым, Зурабом Церетели и Таиром Салаховым обратился с открытым посланием к Владимиру Путину, где утверждалось, что "все художественное сообщество России" и "десятки тысяч художников и деятелей отечественной культуры и искусства" разделяют идею третьего президентского срока.
   
   На что последовало открытое письмо группы деятелей российской культуры (Олег Басилашвили, Сергей Юрский, Мариэтта Чудакова, Александр Гельман и другие), возмущенных присвоением четверкой права представлять все творческое сообщество. Авторы ответного послания Чаркину и компании выражали надежду, что Владимир Путин не станет нарушать Конституцию ради стремления удержаться в президентском кресле, или "выстраивать ради этого хитроумные комбинации". Их позиция, как показало дальнейшее развитие событий, оказалась Владимиру Владимировичу ближе, нежели "прогиб" верноподданнического квартета.
   
   Вызывает недоумение и повторное появление имени Ирмы Ниорадзе. В феврале нынешнего года официальное издание Смольного – газета "Петербургский дневник", - опубликовало якобы сделанное балериной заявление: "Я не считаю серьезной аргументацию противников строительства "Охта центра". /…/ Современная архитектура, если она не вступает в неразрешимое противоречие со здравым смыслом и окружающей средой, дарит новый эстетический акцент до той поры ничем не примечательному городскому району, имеет право на существование".
   
   Однако, когда независимые петербургские журналисты обратились к госпоже Ниорадзе за разъяснениями, прима признала: "Я про противников вообще не упоминала… с аргументами против строительства я не знакома… Я не против этой башни, если она не будет уродовать памятники архитектуры… Если это действительно нарушит перспективу и небесную линию города, то я против".
   
   Мистический балетмейстер
   Появление в рядах сторонников башни "Газпрома" таких персонажей, как директор Петропавловской крепости Александр Колякин и промоутер Евгений Финкельштейн представляется вполне закономерным. Первый известен не только как соратник Валентины Матвиенко по комсомольско-партийной работе и активный член ее предвыборного штаба, но и своим настойчивым стремлением превратить Петропавловскую крепость в доходное место. Под это была разработана целая концепция развития крепости "как культурно-развлекательного центра", с организацией "постоянной зрелищной программы" (как то: прием парадов ряжеными под императоров актерами, массовые забавы вроде "перехода Суворова через Альпы", или претендующее на роль исторической реконструкции действо под названием "напутствие Патриарха войскам, уходящим на войну 1812 года" — при том, что институт патриаршества в России был упразднен в 1721 году и возрожден только после революции), плюс концерты, помпезные званые ужины и широкие свадьбы. Еще Александр Колякин мечтает закатать асфальтом 3 тысячи кв.м территории исторической крепости, дабы разместить автостоянку, и, как уверяет, вопрос уже согласован с вице-губернатором Александром Вахмистровым.
   
   Интересы туристических компаний, на которые ссылается директор Петропавловки, близки и владельцам расположившихся под бастионами ресторанов – отсутствие парковки не позволяет в полную мощь развернуть им свой бизнес, ибо многих потенциальных клиентов, желающих заказать корпоративчик на несколько сот персон, отпугивает перспектива топать пешком через заповедную территорию.
   
   Коммерческое использование объектов культурного наследия – конек и Евгения Финкельштейна, которому каким-то волшебным образом перепала фактическая монополия на использование Дворцовой в качестве концертной площадки. Именно его компания из года в год устраивает здесь самые шумные и прибыльные шоу, не платя ни копейки за аренду самого дорогого (во всех смыслах) места в Санкт-Петербурге.
   
   Вполне ожидаема и поддержка небоскреба, продемонстрированная балетмейстером Эйфманом, в рамках проекта Сергея Матвиенко воплощающего мечту о собственном театральном здании – пусть бы и нарушающем установленные специалистами высотные ограничения и заслоняющем Князь-Владимирский собор.
   
   "Я обласкан властью", - заявляет Борис Эйфман в интервью журналу "Город-812" (ну как тут воздержаться от ласк ответных?!), плавно переходя и к признаниям более интимным: о причислении самого себя к "творцам другого мира – подсознательного". В чем ему помогает и увлечение трудами Фрейда: "Он [Фрейд] в жизни также был замкнутым человеком, а когда проводил психоанализ с пациентами, он погружался в дьявольские миры. Это мне понятно. Когда я вхожу в контакт с высшей энергией, которая питает, ощущение сверхчеловеческое...". С Фрейдом, притязаниями на роль сверхчеловека и всякими "высшими энергиями" - куда ж еще, как не в группу поддержки небоскреба? Тезисы-то весьма созвучные PR-установкам ОДЦ "Охта".
   
   Как тут не вспомнить старика Гронского, объясняющего выбор места под небоскреб так: "Вы знаете, что крепости строились на местах особенных. И люди, которые жили раньше, до нас, они были, может быть, более чувствительны к дыханию земли, энергетике земли и так далее. И вот это место, оно серьезное на самом деле. Потому что там крепость Ландскрона была, там первые обиталища людей древних были. Я глубоко убежден, что в этом есть еще и магический смысл. Вот почему тоже церкви - доминанты? Всегда высота есть какая-то, всегда есть купол, всегда есть шпиль. Потому что это связь с небом. Это трансляция и взаимодействие земли, людей с небом. … Раньше отрицалось, что и энергетика у человека, аура есть какая-то, свечение… А сейчас мы это изучаем. Знаем, что это есть, присутствует и так далее. Так вот, это место – оно особенное, еще плюс ко всему. Если мы поднимем башню эту, можете улыбаться сколько угодно, то это придаст силу Петербургу и всей России".
   
   "В старости оставим все как есть
   Некоторая путаница возникла с автографом высказавшегося в поддержку Охта-центра от лица питерских литераторов Бориса Орлова. Поскольку еще с 2006 года (когда было опубликовано обращение интеллигенции северной столицы) их позиция, представленная председателем петербургского Союза писателей Валерием Поповым была известна и неизменна – против сооружения 400-метрового небоскреба в опасной близости от Смольного собора.
   
   Необходимое пояснение: после распада СССР писательская организация разделилась надвое, то же произошло и во многих региональных ее отделениях. Вот как объясняли произошедшее авторы открытого письма к Валентине Матвиенко (Борис Стругацкий, Нина Катерли, Константин Азадовский, Самуил Лурье, Михаил Яснов и другие, январь-2005): "Разделение петербургских писателей на две организации произошло не по нашей инициативе. Объявив себя "истинно русскими", а остальных писателей – "русскоязычными" или их единомышленниками, часть членов организации откололась от прежнего Союза писателей. Затем на волне событий 1991–1992 гг. сторонники новой демократической России объединились в Союз писателей Санкт-Петербурга, который вплоть до своей преждевременной кончины возглавлял М. М. Чулаки. Приверженцы большевистской идеологии, переродившейся со временем в национал-большевистскую, образовали отдельную организацию, влившуюся в Союз писателей – тот самый, члены которого подписали достопамятное "Слово к народу" и поддержали ГКЧП. Тот самый, который и до сих пор сохраняет свою большевистскую и националистическую ориентацию. (Подтверждение этому – письмо антисемитов в Прокуратуру РФ с требованием запретить деятельность всех еврейских религиозных, общественных и благотворительных организаций. Среди авторов письма, раскрывших свое авторство,– М. В. Назаров, один из наиболее активных деятелей Союза писателей России.)".
   
   Это региональное отделение СПР и возглавляет бывший подводник Борис Орлов, также известный своими выступлениями в защиту "товарищей по цеху", привлекаемых к ответственности за разжигание межнациональной розни. Сам себя он характеризует так:
   
   "Смирен – в молитве, буен в драке.
   За все, чем жил, представлен счет.
   Мой стих пылает, словно факел:
   Услышишь – душу обожжет".
   
   Незатейливость стихоплетного мастерства обильно припудривается псевдогражданским пафосом:
   
   Страну за иудины гранты
   В тюрьму превратили мутанты,
   Летят журавли-эмигранты
   Туда, где теплее зимой.
   
   Помимо мутирующих под воздействием грантов существ, поэта Орлова преследуют заполонившие все вокруг "панки, пацифисты, либералы", что "чертят, словно вороны, круги" над его патриотической головой. Затихнет было, увидев "многоглазый картофель на поле" (обнаруживаемый тотчас как подводник зачем-то "бросает посох" и "открывает суму"), но и картины родной природы не дают надолго отвлечься от поисков врагов – даже осенний листопад у него "нагрянул, словно оккупант".
   
   Творческий путь от сравнения собственных виршей с пылающим факелом до поддержки воплощенной в 400-метровом небоскребе газовой горелки, пройден не без раздумий над руинами уничтожаемого города:
   
   Вздрогнет троллейбус вагонами
   Там, где снесли "Англетер".
   Словно картечью, воронами
   Выстрелит в небо сквер.
   
   Но, очевидно, периоды просветлений (отмеченные вехами "я бутылку, как девку, за бедра беру" - "я бутылку, как девку, бросаю в углу") с годами становились все короче. А признаки раздвоения личности проявлялись все чаще. Вот он гневно обличает существующие порядки:
   
   "Когда у власти паханы и воры -
   Твоя страна похожа на Гулаг".
   
   А вот дарит губернатору Матвиенко свою книжку и картину, "символизирующую единство власти, духовности и флота".
   
   Издает сборник под названием "Надо мною лишь вечер и Бог" и объявляет, что собирается "избу покинуть" (квартиру в Кронштадте, очевидно, где живет), дабы "защищать духовный Сталинград". Но, покинув избу, отправляется в подаренное губернатором новое здание для писателей, перерезает ленточку на пороге и обращается к Валентине Ивановне с благодарственной речью: "Поддержка нашей деятельности городскими властями вселяет уверенность, что людям наиболее творческим, пытливым, неравнодушным, талантливым все же суждено осуществить задуманное". Хотя еще недавно глаголил: "словно котят, в неизвестности топит поэтов страна", а к тем, кого пока не утопили "приезжают ночью "иномарки", как приезжали к дедам "воронки"".
   
   Грозится: "И на колокольню я поднимусь, чтоб громче бить в набат". Теперь, значит, вся надежда на "Охта центр" – этот будет повыше всякой колокольни.
   
   Когда-то Борис Орлов полагал: "В детстве мир мечтаем переделать, в старости —оставить все как есть". Нынче, похоже, впадает в детство – раз оказался в лагере тех, кто проповедует такую переделку, что Петербургу не снилась и в самом кошмарном сне.
   
   Татьяна Лиханова