Завершившийся недавно конкурс на лучший проект офисного здания ОАО "Газпром" в Санкт-Петербурге, условием которого было проектирование небоскреба высотой не менее 300 м, стал поводом для общественной дискуссии о границах допустимого вмешательства при новом строительстве в сложившуюся ткань исторической городской среды. Вскрывшийся при этом комплекс проблем оказался гораздо шире отдельного, частного случая. Своими представлениями об общей ситуации в сфере государственной охраны культурного наследия и об эволюции отношения общества к собственному наследию поделились сотрудники Управления государственной охраны объектов культурного наследия Росохранкультуры - начальник отдела государственного контроля в сфере охраны объектов культурного наследия Кирилл Зайцев и начальник отдела обеспечения сохранности объектов культурного наследия и взаимодействия с субъектами РФ Андрей Никифоров.
   
   - В последнее время отмечается несомненный подъем общественного интереса к сохранению исторически и эстетически полноценной городской среды. Но одновременно с этим в сфере охраны наследия происходят такие громкие скандалы, связанные с реализацией бизнес-проектов, как конкурс Газпрома на строительство в Санкт-Петербурге 300-метрового небоскреба, причем государственные органы охраны зачастую оказываются неспособными противостоять атакам бизнеса. С какими процессами, протекающими сейчас в обществе в целом и в сфере государственной охраны наследия, это связано?
   
   К. Зайцев: Во второй половине XX века общественный интерес к этим проблемам существовал постоянно; когда начались рыночные реформы, народу стало просто не до памятников; но когда наступила стабилизация, этот общественный интерес возродился. Он возобновился как бы с той точки, на которой прервал свое развитие в конце 80-х - начале 90-х годов. В то же время нормативное пространство и подходы к администрированию сохранения наследия за это время существенно деградировали. При этом сфера охраны наследия испытывает колоссальное давление со стороны строительного лобби - новое явление, которого раньше не было.
   
   Поэтому то, что сейчас происходит, к сожалению, вполне естественно.
   
   Если говорить конкретно о конкурсе Газпрома, то мы не имеем полномочий запрещать собственнику земли проводить конкурс на застройку его собственности, как если бы это был городской конкурс, проводимый администрацией Санкт-Петербурга. Органы охраны могут начать активно действовать в этом вопросе, только когда начнет разрабатываться проектная документация или появятся распорядительные акты. В возможностях как-то повлиять на выбор приемлемого градостроительного решения мы, к сожалению, тоже крайне ограничены и сталкиваемся здесь с очевидной нехваткой нормативно-правового регулирования градостроительной деятельности.
   
   Все знают, что историческая часть Санкт-Петербург стоит на охране ЮНЕСКО как объект Всемирного культурного наследия. Но обратите внимание, что он стоит на охране не как совокупность каких-то отдельных ценных объектов, а как единая композиционная структура - плоскостной город, который развивался в соответствии с композиционными принципами, заложенными еще при Петре. Те градостроительные решения, которые в свое время принимались великими зодчими на территории Санкт-Петербруга, дошли до нас практически неизменными. Это и лучевая планировка, и определенная ширина улиц, и шаг, и силуэт застройки. Уникальный характер самого объекта, где, наряду с многочисленными памятниками архитектуры особую ценность представляет сама градостроительная среда, требуют особых - средовых - подходов к охране этого объекта.
   
   - Чем средовая охрана отличается от "пообъектной", т.е. охраны отдельных памятников?
   
   К. Зайцев: В данном случае речь идет о сохранении единого образа исторического города, о бережном отношении к визуальным осям восприятия, о сохранении визуальных связей, ритма, силуэта городской застройки и др. Когда мы говорим об охране непосредственно памятника, подходы примерно ясны - определяем "предмет охраны", делаем историческую справку, определяем требования охранного обязательства. Городская среда как объект охраны намного сложнее. Среда - понятие комплексное, содержит в себе композиционную составляющую, видовые особенности восприятия. Здесь может сыграть роль все, что угодно - от наружной рекламы и ларька до силуэта кровли; хотя каждый раз мы должны сверяться с идеей градостроителя, основой сохранения средового объекта как и в случае с памятником, конечно, является историческое исследование и составление исторической справки.
   
   - Определение того, что такое ценная градостроительная среда, каковы ее параметры и как можно сохранять их в живом, развивающемся городе, очевидно, требует серьезной методологической базы?
   
   К. Зайцев: Безусловно. Но в тот момент, когда ЮНЕСКО включало в свой список историческую часть Санкт-Петербурга, в нашей стране такие подходы не были разработаны. Нет их и сейчас, то есть они, конечно где-то есть, специалисты (безусловно замечательные люди, с многими мы сотрудничаем и дружим) делятся наработками на мероприятиях самого разного формата, но они не включены в нормативную базу, а значит не работают. Нет востребованности, но это уже относится к проблеме популяризации - отдельной, очень важной теме. Есть администрации городов (не будем называть каких), которые, актуализируя генеральные планы, стараются просто исключить главы, касающиеся историко-культурного опорного плана. В результате, то, что охраняет ЮНЕСКО, т.е. такой объект как исторический центр Санкт-Петербурга, у нас на охране вообще не стоит. У нас охраняются только отдельные ценные и особо ценные объекты, но необходимый в данном случае средовой подход к охране наследия не реализован в достаточном объеме.
   
   В Федеральном законе 2002 года № 73-ФЗ "Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации" наряду с отдельными памятниками и ансамблями появилось такое понятие как "достопримечательное место". Это уже элемент средовой охраны, но в настоящее время есть очень много методологических споров относительно подхода к охране достопримечательных мест, и эта норма практически не работает. Нам каждый раз приходится отдельно объяснять и органам исполнительной власти, и органам охраны наследия субъектов Федерации, и прокуратуре, каким образом следует трактовать понятие "достопримечательное место".
   
   Подходы к охране памятников и к охране достопримечательных мест существенно различаются, в том числе и психологически. Охрана достопримечательного места предполагает разработку режимов хозяйственного использования соответствующих территорий. Яркий пример - культурный слой города Пскова. Это не памятник археологии, а именно "объект культурного наследия - достопримечательное место". Это значит, что при условии разработки соответствующих режимов, эта территория, охватывающая весь исторический центра города, вовсе не исключается из хозяйственного использования. Ее эксплуатация может продолжаться таким образом, чтобы не наносить ущерба культурному наследию. Для этого должны быть предусмотрены археологические обследования, определены базовые параметры новой застройки и т.п. Соответствующие нормативные акты должны приниматься на уровне субъекта Федерации при согласовании с федеральным уровнем. Подчеркиваю - речь идет не о том, чтобы остановить жизнь в историческом центре Пскова, а о том, чтобы найти способ эффективной защиты наследия в условиях ведения хозяйственной деятельности на данной территории.
   
   Это весьма сложная задача, новая для нашей страны.
   
   73-й закон повторяет и развивает некоторых нормы международных конвенций об охране наследия, ратифицированных Россией. Таким образом наше национальное законодательство интегрировано с законодательством европейских стран. Однако у нас эти нормы пока не восприняты адекватно даже профессиональным сообществом. Часто приходится сталкиваться с непонимание специфики охраны подобных объектов. Люди, не читавшие законы, начинают, руководствуясь эмоциями, поднимать общественность, будоражить умы, не понимая сути происходящего. На мой взгляд, это один из признаков общей деградации нормативного поля и профессиональных подходов к охране наследия.
   
   - К сожалению, ситуация в сфере идеологии и практики охраны историко-культурного наследия сложилась очень опасная. С одной стороны, мы продекларировали некоторые общие принципы, которые, как выяснилось, опережают уровень развития и общественности, и даже самих контролирующих органов и, к тому же, не обеспечены необходимым объемом нормативной базы. В результате современные принципы охраны наследия у нас фактически не работают. В то же время мы имеем очень сильное рыночное давление. Сочетание этих факторов создает угрозу того, что проще вымарать эти принципы из законодательства, чем доводить систему до работоспособного состояния...
   
   К. Зайцев: К сожалению, динамика в последнее время такова, что некоторые вещи понимаются законодателем как избыточные административные барьеры и действительно исчезают из законодательства.
   
   - Именно так произошло с государственной экологической и историко-культурной экспертизой - принятыми недавно Госдумой поправками в Градостроительный кодекс они были просто ликвидированы. Что придет им на смену, и насколько эта замена будет адекватна, пока неясно.
   
   К. Зайцев: Да. А касаемо административных барьеров можно сказать очередную банальность, но она отражает суть. Я бы сравнил это с отношением к скальпелю - им можно зарезать человека, а можно провести операцию и спасти человеку жизнь. Все зависит от того, в чьих руках оказался тот или иной инструмент. Практически любую регулирующую норму можно извратить так, что недобросовестные люди станут ею злоупотреблять, кормиться на ней и причинять вред обществу. Но это не повод, чтобы отказываться о государственного регулирования вообще.
   
   - В таком контексте нынешний газпромовский конкурс можно трактовать как своего рода манифест - громогласное, демонстративное отрицание самого принципа средового подхода к охране наследия; буквально как крик: "Нам это не нужно!"
   
   К. Зайцев: К счастью или к несчастью, но люди, которые продвигают это решение, скорее всего, вообще не задумываются об этом. У них есть определенный уровень амбиций, который никак не может удовлетвориться зданием ниже 300 метров, и они убеждены, что постройка более скромных габаритов не соответствовала бы масштабу и значимости их компании. А о том, как это повлияет на градостроительную среду, просто никто не думает.
   
   - Однако, как ни тяжела ситуация, мы наблюдаем в Санкт-Петербурге удивительно дружный отпор, который дает этому проекту общественность - и ученые, и архитекторы, и краеведы, и политики, и художники, и простые жители города. Может быть запредельная скандальность происходящего будет способствовать тому, что в отношении к средовому подходу именно сейчас наступит перелом? Ведь на этом примере как нельзя нагляднее демонстрируется, что такое ценная градостроительная среда, и как ее можно разрушить...
   
   К. Зайцев: Хотелось бы с вами согласиться, но не могу не вспомнить формулу, которую любит приводить Михаил Ефимович Швыдкой, - "страна минус два". Это значит, что Санкт-Петербург и Москва сами по себе настолько специфичны, что мало, что из происходящего там может быть прямо экстраполировано на то, что происходит вне этих мегаполисов. И если даже внимание общественности Санкт-Петербурга приковано к этому проекту, это не значит, что где-нибудь в Тюмени над этой проблемой кто-то задумывается.
   
   - К счастью, в Тюмени еще не строят трехсотметровых башен...
   
   К. Зайцев: Зато там достаточно реализовать гораздо более скромный по размаху проект, чтобы произвести такой же убийственный эффект. Недавно мы проводили в этом городе Всероссийский съезд органов охраны памятников истории и культуры и воочию убедились в этом. Тюмень - хороший, старинный сибирский город с традиционной деревянной застройкой. И достаточно было появится в ней нескольким объектам из стекла и бетона высотой всего-то 15-20 метров, чтобы эта ценная градостроительная среда оказалась существенно деформированной.
   
   А. Никифоров: На примере Тюмени как раз очень хорошо видно, к чему приводит игнорирование средового подхода к охране наследия. Там органы охраны подходили к наследию с точки зрения учета - строго пообъектно. Вот, у нас дом - федеральный памятник; мы его сохраняем и лелеем. А вокруг-то сплошные девятиэтажки! И надо же - почему-то к нам туристы не едут! Приезжал американский посол, мы ему памятник показываем, гордимся, а он даже не сфотографировался около него...
   
   На самом деле там даже фотографировать невозможно, потому что восприятие этого памятника непоправимо нарушено тем, в каком окружении он оказался.
   
   В нашей стране еще в 1949 году был организован при Правительстве СССР Комитет по архитектуре, в функции которого входила и охрана памятников. Обратите внимание - архитектура и охрана памятников были в одном органе. В современной Франции это устроено так же. Там есть орган с аналогичным названием, который отвечает одновременно за повышение уровня практикующих архитекторов и за сохранение архитектурной среды французских городов. Недаром там используется термин Visage de France - лицо Франции. Во Франции задачу заботы об этом лице берет на себя государство.
   
   А у нас архитекторов отправили в Госстрой, и они там, в строительном ведомстве, просто вымерли. Специалистов по охране памятников отправили в Институт искусствознания - выявлять памятники и вести учет. Поштучно. Естественно, представление о целостной среде распалось. Даже общий язык у проектировщиков и охранников оказался утрачен.
   
   - К сожалению, законопроект "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием разграничения полномочий", недавно принятый Госдумой во втором чтении, еще более усугубляет ситуацию. Передача полномочий по охране памятников от центра регионам разрушает саму вероятность того, что в нашей стране задача сохранения наследия может быть осмыслена как общенациональная задача.
   
   К. Зайцев: Добавлю еще, что к субъектам отходит и задача популяризации культурного наследия. А ведь популяризация всегда была основой охраны наследия. Наследие приобретает какую-то ценность, когда оно востребовано, а это достигается только через популяризацию. Мы же столкнемся с ситуацией, когда государство перестанет заниматься популяризацией наследия, скажем, города Суздаля. Это будет задачей властей Владимирской области. И уровень даже такой популяризации будет всецело зависеть от уровня тех региональных чиновников, которые будут этим заниматься.
   
   А. Никифоров: Мир знает три подхода к охране памятников. Первый предполагает отношение к ним как к имуществу. Этот подход преобладал в XIX - начале XX века, когда впервые начали ценить и сохранять отдельные постройки. Второй подход исходит из культурологической ценности наследия и рассматривает его как архитектурно-историческую среду. Это 1970-е годы, когда появляется понятие зон охраны. Последняя тенденция, которая проявилась в европейских странах в конце 80-х годов, предполагает отношение к культурному наследию как к ресурсу, причем исчерпаемому. Этот подход позволяет развивать экономику наследия, привлекать коммерческие инвестиции, направленные именно на его сохранение. Цивилизованный мир сейчас движется именно в эту сторону.
   
   В нашей стране в советские годы имущественный подход не мог развиваться, потому что все было государственное, но в 80-е годы наши подходы приближались к средовым. А сейчас мы переходим не на ступеньку вверх, а наоборот - падаем вниз. И если мы через какое-то время попытаемся исправить ситуацию, не факт что это нам удастся, просто потому, что к этому моменту просто не станет самого ресурса.
   
   
   ИА REGNUM