Нынешнее пристрастие к ярким небоскребам принесло противоречивые плоды в архитектуре. Приведя с одной стороны к ошеломляющей вспышке творческого потенциала, с другой - создав атмосферу, в которой новинку часто ценят выше новшества.
   
   Как будто архитекторы – это владельцы собак, демонстрирующие своих пуделей перед легкомысленной аудиторией.
   
   Свидетельства этого безумного нового мира появились на прошлой неделе, когда организаторы объявили результаты двух значительных международных конкурсов с участием некоторых ярких всемирных светил. В обоих случаях, дизайн небоскреба значительно изменит горизонт одного из самых любимых миром городов.
   
   Но в то время как проект для башни Phare около Парижа - работа искрящейся новизны, которая глубокомысленно борется с урбанистическими конфликтами послевоенных лет города, - другой, гигантский "Газпром-Сити" в Санкт-Петербурге, является выражением бездушного корпоративного эго, раздутого до масштаба новой глобалистской экономики.
   
   Вместе они фокусируют внимание на диапазоне архитектурных подходов к пугающей проблеме: столкновение между классическим городом и безудержным глобальным обществом. И дают понять, как ограничено творческое воображение архитектора , когда оно оторвано от исторической памяти.
   
   Разработанная лос-анжелесской фирмой Thom Mayne Morphosis башня Phare возвысится среди офисных небоскребов La Dеfense-а, западного делового района, который был задуман в конце 1950-ых как способ экспансии, защищающей исторический центр Парижа от чрезмерного развития. Внедренная в этот лабиринт небоскребов и открытых площадей, башня вознесется над полым кубом 1989 Grande Arche и изящно изогнутой аркой бетонной крыши CNIT-центра 1958-го года Пьера Луиджи Нерви.
   
   Принимая во внимание целый ряд талантов, вовлеченных в это состязание, окончательные результаты оказались на удивление невыразительными. Форма помады и вертикальные сады башни, предложенной Жаком Херцогом и Пьером де Мероном - сейчас фактически клише в современной архитектуре. И хотя и Рем Колхас и Жан Нувэль искреннее старались достигнуть соответствия окружающей среде, оба они увенчали свои проекты жесткими геометрическими формами, которые кажутся искусственно прикрепленными сверху.
   
   По сравнению с ними Mayne погрузился глубже в замысловатую историю предполагаемого участка строительства, чтобы создать своё гипнотизирующее здание. При взгляде из центрального Парижа сетеобразная оболочка, в которую задрапирована волнистая поверхность небоскрёба, будет иметь воздушный вид сетчатого чулка. Но по мере приближения формы будут казаться более тяжелыми, с массивными перекрещивающимися стальными балками, поддерживающими перфорированную металлическую поверхность.
   Аура завесы создает ощущение вибрации, но в таком дизайне нет ничего поверхностного. Черпая энергию места - путаницы дорог и подземных поездов - небоскрёб трансформирует La Dеfense. Поддержанный рядом гигантских стальных ног, напоминающих треногу, он стоит над участком, позволяя пешеходам и поездам двигаться прямо под ним. Подъём тонкой оболочки окутывает соседнюю площадь, связывая здание с центром CNIT. Под этой перфорированной металлической юбкой гигантские эскалаторы поднимаются на 10 этажей к холлу, заполненному ресторанами и кафе.
   
   Подобный подход напоминает очарование механического века физической и социальной мобильностью, породившее такие шедевры архитектуры как Gare de Lyon в Париже и Grand Central Terminal в Нью-Йорке. Продвигая идею дальше, Mayne разрывает верх существующей площади, чтобы показать поезда и автостраду, проходящие внизу. Пока Вы едете на эскалаторах, связывающих площадь с холом, в оболочке здания перед Вами открываются швы, создавая головокружительные виды подземного мира теней и памятников прекрасного города на восток от Триумфальной Арки.
   
   Понятие здания как механизма умерено экологичностью структуры. Двуслойная оболочка на южной стороне здания будет отражать самый резкий солнечный свет. На северной стороне поверхность расходится, чтобы показать прозрачную стеклянную оболочку. Пик башни, задуманный как продолжение оболочки, заметно изношенное ветрами, фактически состоит из группы антенн и электростанции, питаемой энергией ветра. Продолжая популистскую линию, проходящую через предшествующие Центр Жоржа Помпиду и Парижскую Оперу Чарльза Гарньера, Mayne извлекает неожиданную красоту из этого изолированного в психологическом отношении места. Таким образом, он спасает презираемую часть города, одновременно выковывая одну из самых мощных работ, которые видел Париж в этом поколении.
   В соревновании, победителем которого стала лондонская RMJM, участвовали многие из тех же самых архитекторов, что и в конкурсе на небоскреб Phare, от Колхаса до Нувеля, Херцога и де Мерона, но его масштаб затмевает масштаб парижского проекта. Это, возможно, понравилось бы Сталину. Проект, с доминирующей 77-метровой башней, располагается на участке на берегу Невы, напротив причудливых куполов Смольного Собора. Газпром - нефтяной и газовый конгломерат, контролируемый правительством - планирует утроить масштабы своего развития здесь в последующих фазах строительства.
   
   Проект RMJM задуман как пятиугольник, закручивающийся вверх, достигая высшей точки в подобии шпиля. Вторая оболочка обернута вокруг этой структуры с целью создания более гладкого , органического вида. Небоскрёб опирается на банальное корпоративное фойе, покрытое крышей с садом, который опускается до земли в каждом конце, намеренно перекликаясь с идеей классических садов Санкт-Петербурга.
   
   Но RMJM – не единственный виновник на этой ниве. Nouvel представил проект из ряда стройных башен, заключенных в прозрачный стеклянный снаряд - горизонт, замороженный в кубике льда. А Либескинд предложил две асимметричных башни, золотые формы которых соединяются, формируя "приветственные ворота" города. Колхас был более склонен признать и использовать гигантский масштаб проекта. Он предложил группу башен неравных высот, некоторые из который кажутся парящими в нескольких этажах над основанием - проект, смешивающий в себе все желания и страхи традиционного города. Огромные пластины пола, соединяющие башни в середине, задуманы как обширные пространства для социализации, наполненные аудиториями, кинозалами, ресторанами и барами. Ряды меньших структур офиса рассеяны вокруг здания как сложенные кубики льда. Проект также восходит истоками к анализу более темной истории Санкт-Петербурга - не только полкового архитектурного планирования при царях, подчеркивающего казарменный менталитет череды деспотов, но полного удаления города от модернизма после перемещения в советскую эпоху центра власти в Москву. Кубы Колхааса, например, выстроенные в аккуратном порядке в центре участка и более случайно по его краям – кивок плоским советским зданиям, которые обрамляют участок с севера.
   
   Проект-победитель студии RMJM обходит эту страницу истории в пользу банального редуктивизма глобального рынка. Если будущая башня Парижа показывает нам, как большое здание может придать новое значение прошлому - башня Газпрома предлагает затмение местной истории перемалывающими колесами мирового капитализма.
   
   
   Nicolai Ouroussoff
   The New York Times
   03.12.2006