Тиражирование информации о том, что в "Охта-центре" разместится Музей современного искусства, — одна из последних находок пиар-службы Газпрома. Мол, корпорация прогрессивная и проекты ее прогрессивные и современные, а те, кто выступает против эпохального строительства, — ретрограды, которым дорого лишь то, что пылью да плесенью покрыто. А нужен вообще современным художникам музей? И можно ли затолкать в музей актуальное искусство? Об этом корреспондент ЗАКС.Ру побеседовал с известным петербургским художником Дмитрием Виленским, одним из кураторов артистической группы "Что делать?".
   
   - Дмитрий, как вы в целом относитесь к идее строительства "Охта-центра"?
   
   - Сейчас в городе построено много всего ужасного. Впервые с периода модерна начала ХХ века происходит сознательное производство новой экстремистски капиталистической среды — среды потребления, вытеснения, контроля, развлечения — это уникальный исторический момент. Вопрос в том, когда все это должно внушить людям отвращение. Пока, похоже, царит общее упоение и делегирование прав новой буржуазии обращаться с городом в соответствии со своими понятиями о пространстве. Пока это делалось более или менее робко — все это отвратительное стилизаторство под классический Петербург и навороченные торговые центры на окраинах. Но башня Газпрома — это уже полноценная манифестация власти капитала в публичном пространстве города. Ведь сейчас правит не Матвиенко (вместо нее можно легко представить себе кого угодно), правит капитал, а вот представить его отсутствие — это уже серьезный вызов. То есть, на мой взгляд, простые охранительные призывы — "Не дадим исказить классический образ нашего города" — не интересны. Хорошо, если они приведут к полноценному осознанию ничтожества всего капиталистического развития, и общество окажется способным сформулировать свою альтернативную программу развития. Пока этого не происходит, и мне кажется, что наглость Газпрома — это отличная провокация, наконец-то демонстрирующая самым убежденным либералам, что значит на деле власть капитала.
   
   - То есть капитал (в данном случае — в лице Газпрома) провоцирует общественное развитие?
   
   - В какой-то степени. Я хотел бы надеяться, что это может повлечь за собой не просто радикализацию умеренной интеллигенции, но приведет ее к зачаткам серьезных размышлений о производстве пространства вообще. Эта тема у нас не присутствует в классово-социальном анализе. И здесь, помимо знаний, нужна еще и воля противостояния. Подумайте о навязчивости Газпрома — трудно это объяснить чисто экономическими интересами (на окраине это можно было бы построить и дешевле, и спокойнее). Скорее я вижу это как борьбу корпорации за свою символическую репрезентацию. Обществу брошен вызов. Но, к сожалению, оно сейчас не способно на него ответить, хотя протестное движение, которое началось в городе, и пытается себя артикулировать. Это важный этап.
   
   - Таким образом, провокация удалась?
   
   - Отчасти. Пока оппозиция мыслить категориями охраны, а не развития, то это — тупик. Она наверняка проиграет. Я воспринимаю город как живой организм, который должен расти и развиваться. Он должен и строиться, и ломаться — это совершенно естественный процесс. Но должно быть видение пространства "общего" — пространства, в котором каждый гражданин способен ощущать себя призванным и равным. То есть обществу нужно скорее демократическое пространство площади, агоры, а не фаллос — символ корпоративной вертикали власти.
   
   - Так имеют нынешние протесты какой-то смысл или нет?
   
   - Протесты важны, поскольку они позволяют гражданскому обществу артикулировать свои ценности. Действительно необходимо разнообразие тактик, но в условиях полного уничтожения публичной сферы их действительно очень трудно выработать. Посмотрите, что происходит в Москве, где Церетели еще в 90-е годы, когда публичная сфера еще реально существовала, смог установить наиболее одиозные памятники. И разрушение центра Москвы до сих пор происходит в несопоставимом с Питером масштабе. У меня нет готового ответа — эпоха реакции действительно лишает общество коллективного воображения иных форм, как управления, так и пространственных. Но за реакцией следует другое время — важно готовить его приход.
   
   - Позвольте немного сменить тему и поговорить о судьбе Музея современного искусства. Как вы считаете — в принципе нужен ли Петербургу такой музей?
   
   - Это сложный вопрос. Для начала нужно разобраться — что такое "современное искусство"? И что такое музей? Каково его назначение? Если помните, музей как культурный феномен появился во времена Великой Французской революции. Это был "буржуазный проект" Просвещения. То есть музей — продукт буржуазного просветительского сознания. Является ли современная российская буржуазия тем самым новым просвещенным классом? По отношению к спившейся российской деревне или же рабочим мигрантам — да, является. Но исторически, очевидно, нет. Интеллектуальный и политический ресурс наших новых буржуа слишком мелок, ограничен и самое главное — эгоистичен, чтобы представить себе, что они способны задуматься идеями просвещения. Поэтому если и будет музей размещаться в "Охта-центре", то его функции будут мало чем отличаться от планируемого там же зоопарка, аквапарка и прочих доступных развлечений.
   
   - Но неужели у вас, как у современного художника, нет честолюбивого желания увидеть свои произведения в музее?
   
   - Понимаете, избитое мнение о том, что музей умер, имеет свои основания. Да, музей умер, потому что концепция просвещения, а именно — разделение опыта духовного и политического освобождения — уже вряд ли может быть задействована. Сегодня развитие политической, освободительной функции искусства, к которой я отношу свое творчество и деятельность нашей группы "Что делать?", происходит за стенами музея. Классический музей по-прежнему важен — в качестве места сохранения эстетического опыта. Но современный музей по большей части уже превратился Диснейленд — и как таковой мне не интересен.
   
   - Допустим, что музей в здании "Охта-центра" будет задуман как идеальное во всех отношениях учреждение — доступное, независимое, просветительское и т. д. Не следует ли из этого, что противники башни тем самым выступают и против музея — благородного и прогрессивного начинания?
   
   - Такого даже невозможно себе представить. А ловушка эта старая, наработанная — типа начнем кампанию по строительству дома сирот, а к нему уже пристроим 20 коттеджей, подземный гараж, гипермаркет и офисное здание... Понятно уже, что дом сирот играет здесь несколько вспомогательную роль. Вот этому большому надувательству и надо противостоять.
   
   
    Беседовала Анна ДАНИЛЕВСКАЯ